Комплект не полный, не хватает одного мишутки. Ушёл и не вернулся.( Значки куплены в Китае, который я посетил по случаю служебной командировки. Вылетал из Шереметьево-2, где неожиданно встретил старого школьного приятеля. Он летел в Хельсинки. Встречу отметили виски Чивас из Дьюти фри. Выпили почти без закуски бутылку на двоих и разлетелись. Я захмелел, но держался на ногах крепко. Предстоял длительный перелет, и я намеревался отоспаться. Занял свое место в эконом-классе и почти отключился. Вдруг слышу, стюардессы напитки везут. Сразу захотелось пить. Стал думать не махнуть ли винца, поскольку Чивас переставал действовать. Всё же решил не понижать градус. Попросил апельсинового сока, выпил, пить захотелось ещё сильнее. Позвал стюардессу, ноль реакции, – Аэрофлот. Минут через пять сам пошёл к ним. И у меня аж в горле пересохло. Маринка, моя одноклассница Маринка – стюардесса. Сколько зим, сколько лет. Мало того, что одноклассница, она была влюблена в меня с 8-го класса, до 10 класса писала мне записки в стихах. Про любовь, конечно. Из-за Маринки я дважды проливал кровь. Первый раз это было в 8-ом классе. Маринка подошла ко мне на перемене и сунула мне в руку записку, что-то буркнула и убежала. Я уже знал, мне донесли, что нравлюсь ей. Но мне всегда нравились маленькие блондинки, а Маринка была жгучей брюнеткой, на полголовы меня выше. Я сразу понял, о чём записка, уже начал её разворачивать, но заметил как наша классная руководительница (кличка Галина) грозно, как танк идёт на меня, и, явно, с недобрыми намерениями. Я сжал записку в руке. Танк злобно остановился около меня, прицелился своими двумя грозными стволами-очками и требовательно скомандовал: «Что это у тебя?! Дай это сей час же мне!» Я сразу понял, что если я это сейчас отдам врагу, то, во-первых, это будет предательством одноклассницы, а, во-вторых, Маринке настанут кранты. Я молчал как партизан, но было очень страшно (я учился в советской школе, и кто знает, что это такое, тот меня поймет). Галина схватила мою руку, попыталась разжать пальцы, но партизаны не сдаются. Галина умышленно исцарапала мне пальцы своими когтями до крови, но записку она не получила. Записку я спрятал в носок, когда Галина устала и сдалась. Только дома я прочел детский наивный стих: «Ты меня не любишь, А я тебя люблю! Ты меня погубишь! А я тебя убью!» Сильно, да? Тогда мне не было смешно, мне понравилось, я даже позавидовал Маринке. Блин, а я так не умею, я даже не пробовал писать стихи! А сейчас, вспоминаю и мне бывает смешно и грустно одновременно. И вот она, повзрослевшая женщина, красивая, выше меня на полголовы) передо мной. Узнала, заулыбалась, полезла обниматься, целоваться. Ой, блин, слёзы, сопли, воспоминания. Напарница подменила её. Маринка отвела меня в первый класс, там было несколько свободных мест, мы сели, я выпил коньячку, а Маринка соку. Вспоминала в основном она. Всё мне вспомнила! В десятом классе, совсем отчаявшись, и видя, что я ни с кем не гуляю (так раньше говорили), Маринка пригласила меня к себе домой. Я спросил совета у Сашки, мол, как отшить надоедливую поклонницу? Мне нравится Наташка из 10-го А, но слухи о моей дружбе с Маринкой, кажется мешают мне на моём любовном фронте. Сашка долго объяснял, что Маринка весьма симпатичная тёлка (так раньше выражались), что надо ловить момент. Он посоветовал предложить Маринке секс, и таким способом обидеть её и, одновременно, проверить её на вшивость. Мы сидели с Маринкой на кухне, пили чай с клубничным вареньем. Не знаю почему, но я позволил Маринке слишком много, чем, видимо, подарил ей надежду на взаимность. Маринка ложкой мазала мне губы вареньем, а потом, как маленький и глупенький щенок слизывала его. Мы смеялись, дурачились. Я спросил: «Я тебе действительно нравлюсь?» Она стала очень серьезной и спросила: « А ты не читал мои записки?» Голос её дрожал, глаза заблестели. И я поспешил её успокоить: «Читал. Но ты никогда не говорила это вслух». Она покраснела, опустила глаза, и шепотом сказала: «Я люблю тебя больше жизни своей… Я готова умереть за тебя…, а ты… ты…» Не люблю, когда плачут женщины, чувствую себя виноватым и беспомощным. Я погладил её волосы, а она капризно отстранила мою руку и отвернулась. И тут я вспомнил сашкин совет и твердо сказал: «Если ты меня действительно любишь, то давай займемся любовью, заодно и проверим, как ты меня любишь». Мгновенный и сокрушительный удар в нос кулаком, с зажатой в нём ложкой, отрезвил меня, я осознал, что поступил подло и отвратительно. Кровь из носа смешалась с вареньем на моем лице, я растерялся, я не знал, как мне извиниться, объясниться. Маринка что-то кричала про всех мужиков козлов и бабников, требовала, что бы я сейчас же убрался. Я позорно бежал. А сейчас, в самолете я узнаю от Маринки, что она жена этого самого Сашки, что через неделю-две после нашей ссоры он утешил Маринку, а после окончания школы они поженились. Я, конечно, обалдел от такого поворота судьбы, но сдержался и сказал: «Ну, ты же счастлива. Сашка парень видный, не глупый..» Маринка с укором посмотрела на меня: «Счастлива?! Да я замуж за него вышла назло тебе! Думала, что он тебя как друга на свадьбу позовет! Мечтала, что ты меня с этой свадьбы уведешь… Дура я!» Мне все эти предъявы всё меньше нравились, тем более, что мне приходилось оправдываться: «Я впервые от тебя всё это узнал. Как-то разошлись наши пути». Она уже упокоилась, стала спрашивать, есть ли у меня кто, женился ли. Я был холост, но в Москве меня ждала наивная и прекрасная девочка, о которой я, конечно, не решился сказать Маринке. Сказал, что как-то вот не встретил пока, то учеба, то работа. Маринка укоризненно покачала головой: «Вот, вот, не себе не людям, как собака на сене». Потом она ушла кормить пассажиров, освободилась и вернулась ко мне. Говорить было уже не о чем, мы молчали. Вдруг она, гордо вскинув голову, серьезно сказала: «Вернусь из рейса, разведусь с Сашкой. Возьмешь меня в жёны?» Я горько улыбнулся и ответил: «Нет, Марин. Для этого я должен любить тебя, но, увы». – А я заставлю тебя полюбить, влюблю тебя. Давай попробуем! Я же не зову тебя сразу в ЗАГС, — заявила она. Я покачал головой. Маринка не сдавалась, она поближе придвинулась ко мне и зашептала мне на ухо, почему-то называя меня по фамилии: «Бажов, ты когда-нибудь занимался любовью в самолете. Хочешь попробовать? Тут есть одно укромненькое местечко… Ну, давай же, ну мужик ты или кто? Простись со мной как настоящий мужик! Тебя женщина просит, и любящая тебя женщина». Моё воспитание, моё представление об отношениях мужчины и женщины, мой мужской шовинизм, категорически были против такого развития событий. И слишком ждала меня и верила московская доверчивая девочка, которая на мой вопрос, о том, что привезти ей из Пекина, ответила не задумываясь: «Себя привези и мишек панд, значки такие, знаешь, есть». И я привез ей и верного себя, и вот этих мишек панд, и ещё большого мягкого медведя панду.Но не суждено было мне подарить их ей. Но это уже совсем другая история.
beta
Русский 
English (US) 
English (UK) 
Українська 
Беларуская 
Polski 
Français
Комментарии